Пятью к ста – зона опоры
Рассказ Алексея Павлова

Рассказ-картина.
Написан осенью 2021 года.
ISBN 978-5-9907646-2-0
. . .
Едва еще ночь, но скоро светает. Мерно смещаясь, чуть дремлет машинка, внутри уют и тепло, и вроде нормально в душе. В салоне – никто, руль сонно отзывчив, и спокойны все триста сил под капотом.
Утро раннее, проспект, протектор шуршит – поворот. Широкая улица с огнями, фонарями; неживое пока спит всё вокруг, живое толчётся в остановках, где каждый свой трамвай поджидает.
Не летний сезон, но ещё не морозы, зябко им там, на том полустанке, или на этом, синтетика – грелка дрянная.
Живые прячут носы, вжимаются в плечи. Иные, обкуривая бледные лица дымком сигаретным, шкурой чуют всю ложность тепла.
Как чуют все те, так и тот, кто крутит сейчас колесо рулевое, от жизни-мотора, где в салоне тепло, и балом правит столь же зыбкий комфорт.
Но комфорт не с островов от успеха, но из северных льдов, в которых морозятся души, иссыхают сердца, стекленеют глазницы, и девяноста пятью к ста мертвеет душа.
Бедные люди, что там, на полустанках, – они смотрят в одиноко мелькнувший уют при габаритных огнях, и несложно считать мыслей их ход.
Или они богатые люди? Они извлеклись из комфорта, после под ночь туда и вернутся, в бесконечный уют, что соткан из тлена, что тщетно бодрит и пьянит, дарит фальшивое счастье надежд на просвет даже в тьме на века.
Обычные люди меж небом и грунтом, – они ищут тепло, на озноб вжимаются в плечи. Их память жива, но лишь до конца поводка пушистого пса, которого сонных лет поводырь с дымком из-под носа тут же рядом водит туда и сюда.
. . .
И вот!.. Вдруг, как гром среди глади! Те пять из процентов, пять взревело турбин! Кто же их ждал в этот час полусонно-застывший?
Тормоз – удар как стоп-кран! Яро взвизгнул протектор. Передача назад, в зеркалах никого, чуть право руля – и вот напротив в окошке весь полустанок, мелькнувший три секунды назад.
А в молчаливом сгустке сего стоит тот!.. который, как все, – он плохо спал эту ночь, потому и утренний старт им взят как во сне.
Видит Небо, что лучше как все. Иль не видит, разве ж легче кому? И не проще под ним – тотальный бардак.
– Садись.
Он сразу не понял, кто и зовёт – на месте стоит.
Дверь открываю, ступаю три шага в озноб, под правой ладонью тёплый капот. И вижу взгляд напрямик – да, именно так, мой родной, случается жизнью развод.
– Садись!
Но тишина – не покой! Внутри все турбины взревели – пятью к ста приложившись, вонзившись, против тысяч навстречу встав на дыбы! Их не сломить, не спалить, они без лязгов оков-предрассудков вонзаются молча в затхлый устой, навязанный чем иль кем-то, сам чёрт не поведал зачем, отвалив в свой забой!
Мягко взят курс в неизвестно куда. Но в ушах всё звенит, душа не может – горит, нещадно колотит в сердцах! И лишь пятью к ста нещадно держат турбины данный исход от той пляски чертей на балах.
– Ну что ж ты молчишь, мой ангел над грязью? Пары слов не обронишь, прямо не смотришь брезгливо в лицо?
«Не потому ли, что по левую руку внешне спокойно вращает рулевым колесом тот, кто за дерзость за ворот возьмёт… и тебя?»
По курсу правей остановка.
Тухнут ночные огни, светает всё неживое. Живых сейчас по местам развезут, к ночи отпустят, отдав три гроша, на сто обобрав.
«Хочешь выйти? Стоишь на своём? Хорошо, выходи. Когда будешь падать – зови. Но сейчас и без слов не хами».
Может, и не станешь ты звать. Вижу, что горд, потому и уходишь. Твоё-ваше право, право людей, умерщвлять даже то, что способно декады спустя вдруг и воскреснуть, ожить!.. и не сдохнуть затем, вновь к северным льдам отходя.
– Уверен?
– Я?.. Да.
Безопорным звучал его голос. Зато в решимости юн и прекрасен.
В кровь я не верю, в генетике – ноль. Знаю лишь, что паршивость реалий так вот всё враз изорвёт, в заразную пыль разотрёт, с грязью смешает, на свалку отправит, а сердце спалит в угольки, если ты на день иль миг его изо льдов извлеки.
И снова пусто внутри.
Пусто вокруг, остывают турбины, пятью к ста устояв.
Падает скорость событий – происходит рассвет кривизны.
Парковка, отклик брелка, ладонь на тёплом капоте, что теплее всех живых и дурных.
Парадный подъезд.
– Доброе утро! – приветлив консьерж при костюме и мрамором сияющий холл.
Лифт из зеркал… А может, я сплю?
Или это – та староэтажка с трубно-затхлой завесой из подвалов веков и кривая дверь в конуру?
Но не суть, когда там-здесь всё во льдах, тая под собой злато али нищенский быт – хм, всё как прежде скоро станет у всех. Но здесь и сейчас, меж эпизодов времени вех…
…вдруг дверь осталась открытой, когда мой силуэт в лоск-нутрь проник.
Но как? Почему? Обернулся, взглянул – да, дверь… нараспашку? Кого-то я жду?
Нет, я не жду. Ведь если бы ждал, надеялся, верил в мечту, в верховенство разумных исходов – сейчас уже был бы иной саркофаг надо мной, подо мной, с боков, и сверху без двери формата «распахни и закрой».
Вот и день на исходе, светило в зените. Хотел отдохнуть после ралли последних успехов-провалов-побед и событий. Но хожу взад-вперед, смещаюсь назад, режу углы, в мыслях добита остатками память – живём тем, что сегодня, для большего наши души малы:
– Алло, деньги пришли?
А дверь и теперь не закрыта, она даже шире, чем прежде. Надо мною смеются стрелки часов.
Кого ж я по-прежнему жду? Кого ощущаю, молча зову – а вдруг и войдёт, без надменности взора к себе позовёт, идиотский барьер не взведёт? – Никого.
И снова:
– Алло?.. Нет, не нужно сразу конфликтов. Выждем, они сами запрыгнут в капкан. Это спор на купюры всего лишь, мелочь какая, новизна нулевая.
«Все ли в порядке?» – откуда-то сверху меня не спросили.
– Вроде, нормально, – головою съезжая, никому вслух отвечаю, – пятью против сотни – всерьёз бастион.
Вот-вот и стемнеет, не-мой день уж в сумерках тонет. Пора бы и вспомнить, что меня где-то ждут, любят, верят, надежды питают, что я до конца устою… будто иным перебитым надежду даю.
Слишком дорого это! Как злато? – Нет. Скорее, как спасительный круг на топком болоте, где берега нет, где водные массы не сверху накроют, а вниз во дно запрессуют, в мёртвую тину вотрут.
Выхожу, снаружи дверь прикрываю, обернувшись назад, запирать не спешу – может, кому-то здесь всё же нужно укрыться? Побыть одному, посмотреть на себя… на тень от меня… живого пока, потому что во льдах. Но даже там всё конечно в веках.
Мягкие нотки щелчков от немецких замков вдруг мои мысли куда-то в странность несут. Во мне всё вперемешку – не «запад», не принят и «ближний восток», и даже «дальний» когда-то отвергнут. Я нигде и везде, не здесь и не там, захотят – не сотрут.
«Не в мире с собой!» – некто с пафосом смямлит.
Но мира нет ни у вас, ни у нас, у кого пять против ста весомей рутин миллионов. Нужного мира нет и не будет. А когда иной подойдёт, воскликнете – рано! – надеясь, что сегодня про вас этот мир позабудет.
Лифт в зеркалах стремительно вниз. Вот уже лендинг – и выход открыт в произвол.
А дверь-то?.. Вроде также открыта, или?.. Не важно. Может, снилось мне всё?
Эх, если бы так.
Ведь он был!
Был поутру неуверен, в решимости юн.
« –Здесь? »
« – Да, тут… »
«Я выйду. Не нужно, сам доберусь», – его горделивые мысли бежали.
Что ж, доберись. Рвись, куда сердце лежит. Тянись всегда выше, где всею толпою воскликнут: «Глупец, постой, к нам обернись!»
Но ты рвись, мой …!
Я всё же пять букв умолчу. Чтобы то, что было изодрано в клочья когда-то, не ранить снова излишне, не добить до конца. Уж ладно бы только меня.
Да. Хорошо, что ты «пап» не сказал. Я бы сдохнул, так давно для себя вдруг неземное заслышав, когда эти странные звуки без спроса заходят в пепел спалённую сердечную нишу.
Что ж, запускайся, широкий капот, под которым триста с лихвой лошадиных. Включайтесь, огни габаритов. А память – ты уж лучше замри.
И спите пока, пять реактивных турбин против ста, дайте время остыть от жгучих пробоин внутри, и рытвин без края-конца.
. . .
Не час и не утро сейчас, миг не настал, он где-то кругами блуждает. Может, даже навстречу? Помнить должен я это. И тот, кто со мной, кто такой же «покой» пятью против ста разделил. Кто упал, кто уполз и пропал, пропил и прогнил – не простил!..
Нас много таких, живых-не-живых, во льдах и грунтах, лежат и стоят, идут и ползут, суррогат поглощают… И каждый в дуре-победе себя убедил.
Навязчив тот бред – мне незачем жить. Как тому, кто уж внуков должен бы в руки поднять, всегда вперед развиваясь, и их к небу подкинуть, путь на свет указать.
Но нет, мне есть зачем жить!
Чтобы те, кто не могут подняться, увидев меня, захотели бы встать. Ведь даже дико подумать, что среди тех, кто пошло в грунт запечатан, может вдруг оказаться и тот, кто сейчас юн и прекрасен, но кто пока не способен набор из нескольких букв проронить, и кто от ушей и до пят крест-накрест сплошною ложью залатан.
Но его вам не стоит сурово винить.
Ведь это я был из тех, кто против ста, качнувшись раз триста, так и не рухнул, кто столько лет бит – не добит. Так что, мне будет излишен ваш аудит.
А он?.. Ему столько еще предстоит.
Ну что ж, значит, и многие те, или тот, кто когда-то был «пап», устоит. .
. . .

@ «Пятью к ста – зона опоры» Алексей Павлов
Ноябрь 2021г.