Лапошарик

Мы познакомились во Франции. В столице.

Молодая мамочка мило бранилась на своего очаровашку – светлячка-лапошарика, лет эдак пяти, в то время как малыш стоял и строил ей такие глазки, что не умиляться оказалось делом совершенно невозможным.

Умилялся я, улыбался и Кристиан – человек, с кем и случится наше знакомство уже пару минут спустя.

В реальности его звали иначе, но в силу определенных обстоятельств, о которых человек интересующийся узнает сроками ниже, имя моего без пяти минут друга пришлось изменить на Кристиан.

Наши взоры пересеклись. Малышу мы оба ещё раз улыбнулись на скудную широту наших далеко не голливудских улыбок. Затем Кристиан произнёс, что эта утренняя картина достойна внимания как минимум господина Эжена Делакруа и его лёгкой кисти.

– По мне, Эдуара Мане, мсьё, – ответил я по-французски.
– О, вы иностранец и художник?
– Первое верно, второе – увы.
– У вас приличное произношение и ни к черту вкус! – громкой бравадой бросил француз.
– Даже не сомневаюсь. Я – Олег.
– Рад знакомству, мсьё. Откуда вы? – спросил Кристиан, представляясь.
– Не помню.
– Отличное чувство юмора! Так почему Мане и именно Эдуар?
– Случайно увидел его картину, она произвела на меня впечатление. Вот только не могу припомнить названия.
– А что на ней было?
– Молодой брюнет, явно повеса, под воротником сорочки повязан платочек в цвет волос. И он так смотрит… в чём-то старательно убеждает серьезную даму, сидя за столом возле неё. А она глядит на него и… умиляется, прямо как та милейшая мадам.

Признаться, эта фраза мне не сразу далась для перевода.

– Pardon ?

Я сделал ещё одну попутку более точно передать смысл.

– А наша мадам умиляется?
– Еще как! От счастья. Внутренне ликует и мы ей в этом помогли.
– Но да, вы правы! А я, знаете ли, припомнил работу, название которой, не поверите, тоже покинуло мою дырявую память. Там совсем юный зверёк, кажется, львёнок, положил голову на лапки и смотрит, ну прямо как этот маленький мушкетёр. А у самого хвост с кисточкой так и поигрывает, бескомпромиссно выдавая все хитрые помыслы.
– Очень жаль, что я не видел этой картины.
– Я вам покажу. Или вы всё же художник?
– Даже не представляете, насколько я профан в этом великом искусстве. А вы?
– Любитель. И, кстати, не уверен, что ничего не напутал и упомянутая мной картина работы Делакруа.
– Как и я относительно Мане. Но если вы любитель – это уже что-то.
– Нет-нет, мсьё, это проще, чем профан или профи.
– Простите?
– Сейчас поясню. Видите ли, профан, как и профи, оба знают себе цену. Я же, как любитель, свою всегда завышаю.
– ?..

Не до конца уловив французский юмор, я не нашёл ничего лучше, как предложить:
– Кофе?

Кристиан посмотрел на часы и согласился.

В это время миловидная мадам, счастливая, что двое мужчин проводили её с обворожительным лапошариком добрыми взглядами, скрылась за угол дома с вывеской « Boulangerie-Pâtisserie », пекарня-кондитерка, то бишь.

.  .  .

Мы подружились с Кристианом, стали часто общаться. Когда я вернулся домой, постоянно созванивались, болтали, иногда спорили. Этот прекрасный француз, культурный и образованный человек, оказался совсем не таким жизнерадостным, как любил демонстрировать внешне. Он невзначай начинал грустить, затем резко взбадривался и снова – как ни в чём не бывало.

Но какова причина его хорошо скрываемой грусти, боли? Да, я почему-то не сомневался, что именно боли.

У Кристиана прекрасная женщина – у меня тоже.

Хорошие друзья – … .

Отличная работа – я вообще терпеть не могу работать, потому ко всем делам отношусь с теплом и любовью. А те, что подобных чувств не вызывают – как возможно скорее в утиль.

Родители! – Мои для меня выше всяких божеств, явно как и для Кристиана.

Дети? О да, я же ничего не знаю о его детях. И он ни разу и не сказал.

Дети…

. . .

Вскоре мой новый друг по-моему приглашению прилетел в Москву. Не суть, как случилась наша встреча, экскурсия по центру столицы – все отлично и даже не без свойственного французу юмора.

– Олег, это и есть Кремль?
– Он самый.
– Грандиозно! И это именно здесь?..
– Здесь-здесь.
– М-да…
– А нам уже по барабану, – бросил я почему-то по-русски.

Кристиан, разумеется, не понял. Ради шутки я перевёл дословно, хотя, конечно же, подобная мысль на французском выражается иначе.

– Sur le tambour ? – даже поморщился Кристиан, переспросив.
– Тамбу́р-тамбур. Прямо по нему.
– Интересно!..
– Moi, je m’en fous !

Мне уже всё равно – примерно таков был смысл.

– Отлично! Ха, сюр лё тамбур! Расскажу моей Жаннетт, она будет хохотать!
– Два «н» в её имени?
– Что?
– В имени твоей очаровательной Жаннетт две буквы «н»?
– Да, а что?
– Ничего. Где-то слышал, что именно так звали вашу Жанну д’Арк, когда она была маленькой и росла в деревне… Домреми, кажется.

Мой гость подозрительно на меня покосился.

– Нет-нет, я только слышал, могу ошибаться, – пояснил я.
– И про одну из её сестёр тоже только слышал?
– Ничего конкретного.
– И даже то, что её звали Катериной, прямо как по-русски?
– Не поверишь, даже не знал.
– Конечно, не поверю. И?..
– Что?

Кристиан часто поражал особой выразительностью гримас. Мне пришлось с улыбкой пояснить:

– Послушай, мой друг, я просто стараюсь выглядеть умным в глазах дорогого гостя.

Жаннетт – любимая женщина Кристиана, которую он недавно убедил выйти за него замуж. Во всяком случае, он не раз весело отмечал, что на регистрацию брака ему приходилось тащить её паровозом спереди или толкать бульдозером сзади.

Это был второй брак в его жизни. О первом мой друг предпочёл не вспоминать. Вероятно, о женщине француз готов говорить либо возвышенно, либо будто её не существует вовсе.

. . .

Воскресенье, февральские морозы, большие окна смотрят на Москву-реку – яркие краски за стеклом. Развернув удобные стулья-кресла, мы распивали объемный кувшин-заварник чая с жасмином, мёдом и лимоном, закусывали орехами и любуясь пейзажем.

– Скажи, Кристиан, почему ты часто грустишь?
– Я?.. А почему ты так подумал?

Я хотел ответить, что по глазам, которые нельзя заставить улыбаться и радоваться, если в душе давно поселилась глубокая боль. И скрыть эту боль также вряд ли возможно.

Но я промолчал.

– Тебе показалось, мой друг, – отмахнулся Кристиан.
– Ой ли? Не забывай, откуда я. Нам тут вообще редко что кажется.
– Слушай, ты отлично шутишь! Тебе нужно чаще это делать. Не будь таким серьёзным!
– Занудой? Стараюсь как могу.
– Опять сюр лё тамбу́р? Всё по ба-ра…
– По барабану! Ты совершенно прав.

В процессе дружеского общения, я ещё раз осторожно поинтересовался. Я ощущал, нас что-то конкретное сближает, помимо возраста под пятьдесят.

Кристиан улыбнулся лишь губами и предложил свой вариант ответа. Крайне оригинальный, стоит признать, вариант.

– Знаешь, я видел сон. Какое-то странное забвение. И всё это почему-то сегодня мне снилось. Прямо под утро.
– Расскажи, прошу тебя.
– Попробую.

Мы устроились поудобнее, и Кристиан негромко заговорил, не отрывая глаз от реки под жёстким покровом льда и снега.

Я остался молчалив и предельно внимателен к его, к счастью, неспешной речи.

– Итак, сегодня мне снился сон. И так хорошо он начинался! Я сижу на большом диване и с радостью наблюдаю, как мои маленькие детишки резвятся. Один другого краше, а каждый ещё лучше и не похож на остальных. Затем я хватаю в объятия средненького, крепко-крепко к себе прижимаю! Даже сейчас помню ощущение родного человечка в своих руках, его тепло и запах. В моих глазах и сейчас как он одет: коричневые штанишки, голубенькая кофточка, белый воротничок, и сам такой забавный светлячок!

«Тоже лапошарик», – подумал я, улыбнувшись, но не перебивая, даже не глядя в сторону Кристиана, чтобы не нарушить его трогательную волну откровений.
– Он льнёт ко мне, смеётся, шепчет: «Папа, папа!..»

Небольшая пауза – странная. Затем Кристиан продолжил, но уже тоном ниже:

– Но наши объятия длились недолго. Слишком мало они длились. Непростительно даже для такой заразы, как жизнь!

Он замер. Я осторожно на него посмотрел, взглядом умоляя не замолчать.

– И, знаешь, мой русский друг… Вдруг в моих руках, словно в сказке, мальчишечка мой резко взрослеет. Да-да, вот прямо так сразу. Взрастает на глазах, за секунды! И уже мгновения спустя… я отстраняюсь. Отстраняюсь, потому что… злые чары решили сильно меня огорчить. И вот уже сверху вниз на меня смотрит молодой, высокий, симпатичный паренёк. Его взгляд по природе очень неглупый. Но… Но он смотрит свысока, не скрывая пренебрежения, надменности, даже отвращения, которое он себе позволил в сторону меня – его отца. Весь его облик… Он что-то отчетливо говорил, но я не слышал самих слов. И это что-то было крайне нахальным! А ещё: чьи-то отвратительные гримасы за его спиной. Без лиц, глаз и очертаний. Лишь выразительно скривленные и самодовольные гримасы будто из болотной… ауры. Вот так.

Кристиан выдержал паузу.

– Я не мог этого вынести. Поднялся Взглянул на юношу в ответ. И так мне стало больно! Всего меня рвало на части изнутри! Ведь то моё невообразимое, или теперь только и есть, что вообразимое, исчезло вмиг и навсегда. Пропало! Мне ещё раз захотелось крепко обнять и этого взрослого парня! Может, согреется, растает фальшивый и дерзкий лёд в его сердце? Но, увы. Глаза, мимика – всё уверенно говорило об обратном – о безвозвратном.

Я молчал, и, затаив дыхание, старался не помешать Кристиану закончить его тягостный сон.

– Знаешь, мой друг, я вынужден тебе признаться. Мне не удалось найти в себе силы, чтобы не сказать своё отцовское суровое: 

«Уходи!»  

При этих словах я ощутил, как моё сердце и губы на мгновение сжались. Кристиан завершал: 

– И затем я проснулся, не понимая и не помня где. На улице минус двадцать пять, и вот, как видишь, потрясающий вид за большим окном. Солнечный! Не то, что мой… сон.

Чай закончился, и какое-то время мы оба молчали.

– Кристиан, дорогой, ты позволишь рассказать эту историю?.. 
– Расскажи, если хочешь. Но, прошу тебя, измени имя одного из главных героев – моё. 
– Конечно.

Через несколько минут взаимной тишины: 

 – Эх, знаешь, Олег, мне иногда кажется, что мы все носимся по одним и тем же кругам. Странным и часто совершенно нелепым, но снова кругам. Ты не находишь, мой дорогой друг?

Я смотрел сквозь окно на морозный день и реку-Москву под покровом коварного льда. А также на ожидающий нас небесной красноты багровый закат, как Кристиан неожиданно повернулся и спросил: 

– Олег?..
– ?.. 

Наши взоры с напряжением пересеклись. 

– Что случилось? Да с тобой-то что, Олег?..
– …